Неточные совпадения
Тут только, оглянувшись вокруг себя, он заметил, что они ехали прекрасною рощей; миловидная березовая ограда
тянулась у них справа и слева. Между дерев мелькала белая каменная церковь. В конце
улицы показался господин, шедший к ним навстречу, в картузе, с суковатой палкой в руке. Облизанный аглицкий пес на высоких ножках бежал перед ним.
Въезд в какой бы ни было город, хоть даже в столицу, всегда как-то бледен; сначала все серо и однообразно:
тянутся бесконечные заводы да фабрики, закопченные дымом, а потом уже выглянут углы шестиэтажных домов, магазины, вывески, громадные перспективы
улиц, все в колокольнях, колоннах, статуях, башнях, с городским блеском, шумом и громом и всем, что на диво произвела рука и мысль человека.
Прямо из ворот
тянется улица без домов, только с бесконечными каменными заборами, из-за которых выглядывает зелень.
Мы прошли ворота: перед нами
тянулась бесконечная широкая
улица, или та же дорога, только не мощенная крупными кораллами, а убитая мелкими каменьями, как шоссе, с сплошными, по обеим сторонам, садами или парками, с великолепной растительностью.
Непосредственно за главным зданием, спускаясь по Нагорной
улице,
тянулся целый ряд каменных пристроек, тоже украшенных колоннами, лепными карнизами и арабесками.
Мы миновали православное кладбище, поднявшись на то самое возвышение дороги, которое когда-то казалось мне чуть не краем света, и откуда мы с братом ожидали «рогатого попа». Потом и
улица, и дом Коляновских исчезли за косогором… По сторонам
тянулись заборы, пустыри, лачуги, землянки, перед нами лежала белая лента шоссе, с звенящей телеграфной проволокой, а впереди, в дымке пыли и тумана, синела роща, та самая, где я когда-то в первый раз слушал шум соснового бора…
Было жарко, душил густой тяжелый запах, напоминая, как умирал Цыганок и по полу растекались ручьи крови; в голове или сердце росла какая-то опухоль; всё, что я видел в этом доме,
тянулось сквозь меня, как зимний обоз по
улице, и давило, уничтожало…
Когда едешь или идешь по
улице, которая
тянется версты на три, то она скоро прискучает своею длиной и однообразием.
Николай Иванович жил на окраине города, в пустынной
улице, в маленьком зеленом флигеле, пристроенном к двухэтажному, распухшему от старости, темному дому. Перед флигелем был густой палисадник, и в окна трех комнат квартиры ласково заглядывали ветви сиреней, акаций, серебряные листья молодых тополей. В комнатах было тихо, чисто, на полу безмолвно дрожали узорчатые тени, по стенам
тянулись полки, тесно уставленные книгами, и висели портреты каких-то строгих людей.
Однако на
улице уже шумно и людно; толпы женщин всякого возраста, с котомками за плечами и посохами в руках,
тянутся длинными вереницами к соборной площади.
Подле него кокетливо красуется дикенький дом лекаря, раскинувшийся полукружием, с двумя похожими на будки флигелями, а этот весь спрятался в зелени; тот обернулся на
улицу задом, а тут на две версты
тянется забор, из-за которого выглядывают с деревьев румяные яблоки, искушение мальчишек.
И какие лица увидел он тут! На
улице как будто этакие и не встречаются и не выходят на божий свет: тут, кажется, они родились, выросли, срослись с своими местами, тут и умрут. Поглядел Адуев пристально на начальника отделения: точно Юпитер-громовержец; откроет рот — и бежит Меркурий с медной бляхой на груди; протянет руку с бумагой — и десять рук
тянутся принять ее.
Кончился студеный январь, прошел густоснежный февраль, наворотивший круглые белые сугробы на все московские
улицы. Медленно
тянется март, и уже висят по утрам на карнизах, на желобах и на железных картузах зданий остроконечные сосульки, сверкающие на солнце, как стразы горного хрусталя, радужными огоньками.
По долине этой
тянулась главная
улица города, на которой красовалось десятка полтора каменных домов, а в конце ее грозно выглядывал острог с толстыми железными решетками в окнах и с стоявшими в нескольких местах часовыми.
За оврагом
тянутся серые, ветхие заборы, и далеко среди них я вижу бурый домишко, в котором жил зимою, будучи мальчиком в магазине. Близость этого дома еще более угнетает меня. Почему мне снова пришлось жить на этой
улице?
Матвей попробовал вернуться. Он еще не понимал хорошенько, что такое с ним случилось, но сердце у него застучало в груди, а потом начало как будто падать.
Улица, на которой он стоял, была точь-в-точь такая, как и та, где был дом старой барыни. Только занавески в окнах были опущены на правой стороне, а тени от домов
тянулись на левой. Он прошел квартал, постоял у другого угла, оглянулся, вернулся опять и начал тихо удаляться, все оглядываясь, точно его тянуло к месту или на ногах у него были пудовые гири.
Фонари свешивались поперек
улиц, пылали на перилах балконов, среди ковров, фестонами
тянулись вдаль.
Оглянувшись, Брагин с сожалением посмотрел «за реку», то есть по ту сторону пруда, где
тянулась Старая Кедровская
улица.
Между тем они вошли в
улицу, или, лучше сказать, переулок, ведущий прямо к пристани: по обеим его сторонам
тянулись длинные заборы, и только изредка кой-где выстроены были небольшие избы, но и те казались пустыми и, вероятно, служили амбарами для складки хлеба и товаров.
Теперь уже
тянулись по большей части маленькие лачужки и полуобвалившиеся плетни, принадлежавшие бедным обывателям. Густой, непроницаемый мрак потоплял эту часть Комарева. Кровли, плетни и здания сливались в какие-то черные массы, мало чем отличавшиеся от темного неба и еще более темной
улицы. Тут уже не встречалось ни одного освещенного окна. Здесь жили одни старики, старухи и больные. Остальные все, от мала до велика, работали на фабриках.
Сонным глазам мальчика город представился подобным огромному полю гречихи; густое, пёстрое, оно
тянулось без конца, золотые главы церквей среди него — точно жёлтые цветы, тёмные морщины
улиц — как межи.
Большая Дворянская и еще две
улицы почище жили на готовые капиталы и на жалованье, получаемое чиновниками из казны; но чем жили остальные восемь
улиц, которые
тянулись параллельно версты на три и исчезали за холмом, — это для меня было всегда непостижимою загадкой.
Семен Семеныч только разводил руками и вытягивал вперед шею: дескать, ничего не поделаешь, ежели они изволят почивать. Минуты
тянулись страшно медленно, как при всяком напряженном ожидании. С
улицы доносился глухой гул человеческих голосов, мешавшийся с шумом воды.
Польской генерал подозвал купца и пошел вместе с ним впереди толпы, которая, окружив со всех сторон Наполеона, пустилась вслед за проводником к Каменному мосту. Когда они подошли к угловой кремлевской башне, то вся Неглинная, Моховая и несколько поперечных
улиц представились их взорам в виде одного необозримого пожара. Направо пылающий железный ряд, как огненная стена,
тянулся по берегу Неглинной; а с левой стороны пламя от догорающих домов расстилалось во всю ширину узкой набережной.
Одноэтажный деревянный дом со слюдяными оконцами и железною крышей
тянулся сажен на десять и на
улицу выходил пузатым раскрашенным крылечком.
Ответ пришел благоприятный, и на следующий день повозка наша подъехала к одному из домов широкой
улицы, вдоль кот_о_рой с площади до самого озера
тянулась широкая березовая аллея.
В 1833 году, декабря 21-го дня в 4 часа пополудни по Вознесенской
улице, как обыкновенно, валила толпа народу, и между прочим шел один молодой чиновник; заметьте день и час, потому что в этот день и в этот час случилось событие, от которого
тянется цепь различных приключений, постигших всех моих героев и героинь, историю которых я обещался передать потомству, если потомство станет читать романы.
И докторские котята при громком злорадном смехе Соболя и его Васьки понеслись вперед. Мой Никанор обиделся и придержал тройку, но когда не стало уже слышно докторских звонков, поднял локти, гикнул, и моя тройка, как бешеная, понеслась вдогонку. Мы въехали в какую-то деревню. Вот мелькнули огоньки, силуэты изб, кто-то крикнул: «Ишь, черти!» Проскакали, кажется, версты две, а
улица все еще
тянется и конца ей не видно. Когда поравнялись с доктором и поехали тише, он попросил спичек и сказал...
На
улицу, к миру, выходили не для того, чтобы поделиться с ним своими мыслями, а чтобы урвать чужое, схватить его и, принеся домой, истереть, измельчить в голове, между привычными тяжелыми мыслями о буднях, которые медленно
тянутся из года в год; каждый обывательский дом был темницей, где пойманное новое долго томилось в тесном и темном плену, а потом, обессиленное, тихо умирало, ничего не рождая.
А как тепло, как мягки на вид облака, разбросанные в беспорядке по небу, как кротки и уютны тени тополей и акаций, — тени, которые
тянутся через всю широкую
улицу и захватывают на другой стороне дома до самых балконов и вторых этажей!
Тот же вечер. Конец
улицы на краю города. Последние дома, обрываясь внезапно, открывают широкую перспективу: темный пустынный мост через большую реку. По обеим сторонам моста дремлют тихие корабли с сигнальными огнями. За мостом
тянется бесконечная, прямая, как стрела, аллея, обрамленная цепочками фонарей и белыми от инея деревьями. В воздухе порхает и звездится снег.
По
улице взад и вперед
тянутся нескончаемые обозы, по сторонам их мчатся кареты, коляски, дрожки, толпится и теснится народ; все шумят, гамят, суетятся, мечутся во все стороны, всюду сумятица и толкотня; у непривычного человека как раз голова кругом пойдет на такой сутолоке.
Выпал первый снег, за ним второй, третий, и затянулась надолго зима со своими трескучими морозами, сугробами и сосульками. Не люблю я зимы и не верю тому, кто говорит, что любит ее. Холодно на
улице, дымно в комнатах, мокро в калошах. То суровая, как свекровь, то плаксивая, как старая дева, со своими волшебными лунными ночами, тройками, охотой, концертами и балами, зима надоедает очень быстро и слишком долго
тянется, для того чтобы отравить не одну бесприютную, чахоточную жизнь.
В два и в три ряда, чуть не на каждом шагу затрудняя движенье городских экипажей и пешеходов, по
улицам, ведущим к речным пристаням и городским выездам,
тянутся нескончаемые обозы грузных возов.
Он в колебании остановился посреди
улицы. В стороны
тянулись боковые
улицы, заселенные мастеровщиною — черные, зловещие, без единого огонька.
Вдали смолкло, и опять по тихой
улице поплыли широкие, царственные звуки. Лицо у Варвары Васильевны стало молодое и прекрасное, глаза светились. И Токарев почувствовал — это не музыка приковала ее. В этой музыке он, Токарев, из далекого прошлого говорил ей о любви и счастье, ее душа
тянулась к нему, и его сердце горячо билось в ответ. Музыка прекратилась. Варвара Васильевна быстро двинулась дальше.
А под ротондой, с обнаженными ребрами стропил, гниет дохлая собака, и
тянется по
улицам кислая вонь от выгребных ям, и пыль в воздухе, и облупившиеся стены домов.
Труп увезли. Александру Михайловну пригласили в участок, там еще раз записали все. Она вышла на
улицу. Давно было пора идти в мастерскую, но Александра Михайловна забыла про нее. Она шла, и в ее глазах плескались зеленоватые, пахнувшие водорослями волны, и темно-пенистая струйка
тянулась по круглой щеке.
Брама-Глинский (так он зовется по театру, в паспорте же он значится Гуськовым) отошел к окну, заложил руки в карманы и стал глядеть на
улицу. Перед его глазами расстилалась громадная пустошь, огороженная серым забором, вдоль которого
тянулся целый лес прошлогоднего репейника. За пустошью темнела чья-то заброшенная фабрика с наглухо забитыми окнами. Около трубы кружилась запоздавшая галка. Вся эта скучная, безжизненная картина начинала уже подергиваться вечерними сумерками.
Восемнадцать лет тому назад, когда он переселился в Питер, на том, например, месте, где теперь стоит вокзал, мальчуганы ловили сусликов; теперь при въезде на главную
улицу высится четырехэтажная «Вена с номерами», тогда же тут
тянулся безобразный серый забор.
Одна сторона
улицы была залита лунным светом, а другая чернела от теней; длинные тени тополей и скворешен
тянулись через всю
улицу, а тень от церкви, черная и страшная, легла широко и захватила ворота Дюди и половину дома.
Я ушел в свою комнату, подошел к окну. На
улице серели сугробы хрящеватого снега. Суки ветел над забором
тянулись, как окаменевшие черные змеи. Было мокро и хмуро. Старуха с надвинутым на лоб платком шла с ведром по грязной, скользкой тропинке. Все выглядело спокойно и обычно, но было то и не то, во всем чувствовался скрытый ужас.
О, как бесконечно
тянется время! На
улице дождь, слякоть, туман. В моей крохотной квартирке — уют, тепло и радость. Невинное люлюканье, и тихое воркованье моего «принценьки». И песни Саши, песни про удальца-коробейника, и про матушку Волгу, и про Хаз-Булата удалого…
Теперь уже Востряк несется по
улице деревни. С двух сторон
тянутся убогие избы… А около крылечек играют чумазые ребятишки. Старшие на работе в поле, и только одна детвора и хозяйничает.
Такое громкое название дано было
улице, которая
тянулась с перехватами пустырей, от Луговой линии к Аничковой слободе.
«Верно на
улицу парадные комнаты… Внутренние выходят на двор», — подумал он, и даже отошел на середину
улицы, чтобы посмотреть, далеко ли
тянется постройка на двор.
Любопытство мое ничем не удовлетворялось. Стояли домишки, кой-где мелочные лавочки, заборы
тянулись… Вряд ли есть в этой
улице мостовая.
— Дворянская-то
улица у вас, конечно, лучшая? Далеко они
тянется?
В один светлый петербургский вечер в июне месяце 1805 года, множество яликов и ялботов реяло по Неве от пристани в конце Зеленой
улицы к той пристани, которая была на Крестовском острове, насупротив Зиновьевой дачи, почти на том самом месте, где теперь
тянется длинный деревянный Крестовский мост.
Масса экипажей и толпы народа буквально запрудили всю Дворцовую
улицу, по которой
тянулась печальная процессия.